Человек наизнанку - Страница 20

И Лоуренс погрузился в долгое молчание. Камилла ухватила его за колено и принялась трясти, как трясут лампу, когда отошел контакт. Подействовало.

— Или же Массар все равно невиновен. Но Сюзанна зашла к нему поговорить. Сегодня он узнал о ее смерти. Испугался. А если вся деревня на него накинется? А если толстуха не только с ним поговорила? Он боится, что ему вспорют брюхо от шеи до самых яиц. И бежит, прихватив свою собаку.

— Я в это не верю, — заявила Камилла.

— Или, в конце концов, Массар действительно убийца. Он истреблял овец, взяв в помощники пса. Потом прикончил Сюзанну. Но Сюзанна могла поговорить еще с кем-нибудь — например, со мной. Ему нужно уходить. И он пускается в бега. И он сумасшедший, кровожадный, он убивает, его оружие — клыки его жуткого пса.

— В это я тем более не верю. Получается, все из-за того, что у бедного парня не растут на теле волосы. Все из-за того, что он такой некрасивый и одинокий. Ему уже и пойти погулять в горах нельзя — он же безволосый.

— Подожди, — прервал ее Лоуренс. — Все потому, что толстуха всегда отличалась здравым смыслом: она не стала бы загонять волка в угол. Все потому, что Массар исчез. Я снова наведаюсь к нему завтра на рассвете. Пока он не уехал в Динь.

— Прошу тебя, оставь парня в покое.

Лоуренс взял Камиллу за руку.

— Ты всегда всех защищаешь, — ласково сказал он, улыбнувшись.

— Да.

— Но люди не такие, как ты думаешь.

— Неправда. Такие. Мне наплевать. Оставь Массара в покое. Он ничего не сделал.

— Ты ничего не знаешь, Камилла.

— Тебе не кажется, что лучше было бы поискать Красса?

— Разумеется. Возможно, Красс у него.

— Что ты хочешь сказать? Что он убил волка?

— Нет. Приручил.

— С чего ты взял?

— Никто не видел Красса уже около двух лет. Но он ведь где-то есть. Он был еще волчонком-подростком, когда его потеряли из виду. Его еще вполне можно было приручить. А приручить его мог тот, кто не боится немецких догов.

— И где он, по-твоему, его держит?

— В деревянном сарае — там же, где собаку. Все стараются держаться подальше от Массара, а от его пса — особенно. Ни малейшей опасности, что все раскроется.

— Ему было бы трудно его прокормить. Волки прожорливы. Массар обратил бы на себя внимание.

— Его пес тоже ест за десятерых. Не забывай: Массар закупает продукты в Дине. Анонимность гарантирована. Кроме того, он вполне может охотиться. И работает он на бойне. Он мог вырастить Красса, не вызывая ни малейших подозрений.

— А зачем ему волк?

— А зачем ему дог? Чтобы ощутить свою власть, чтобы почувствовать себя сильнее других. И чтобы от всех отличаться. Я знал одного ненормального, он вырастил самку гризли. Знаешь, тот парень считал, что он — властелин мира. Собственный гризли — это возбуждает. И опьяняет.

— Ты думаешь, волк тоже?

— Конечно. Особенно если он такой, как Красс. Может, он его и натравливает.

Камилла принялась обдумывать три версии Лоуренса. Когда она представила себе Красса, нападающего в ночи по приказу Массара, у нее мороз пробежал по коже.

— Нет, наверное, Массар угодил в ловушку и не может выбраться. Они в горах на каждом шагу.

— Может, ты и права, — внезапно согласился Лоуренс и тряхнул головой. — Мне толстуха в тот вечер столько наговорила, вот у меня крыша и поехала. Наверное, у нее с головой тоже было не все в порядке, поэтому она решила загнать волка в угол. И тот на нее набросился. А Массар сейчас бродит в горах. Остается один вопрос: где Красс Плешивый?

XI

В воскресенье 21 июня в Париже лило как из ведра. Дождь начался еще утром. Жан-Батист Адамберг занял наблюдательный пост у окна спальни в своей квартире в обветшалом квартале Марэ, на шестом этаже старого дома, стены которого угрожающе нависали над тротуаром. Адамберг смотрел, как вода, бурля, падает в водостоки и смывает мусор. Одни предметы упорно цеплялись за мостовую, не желая подчиняться потоку, а другие уступали сразу, без сопротивления. Да, жизнь — несправедливая штука, даже в неизведанном мире мусора. Одни могут держать удар, другие — нет.

Сам он умудрялся держать удар уже недель пять, не меньше. Его не грозил смыть поток, зато кое-кто жаждал его крови. Три девушки, в особенности одна из них, лет двадцати пяти, высокая, рыжая, невероятно худая, почти всегда под кайфом. Две другие, совсем молоденькие, лет по девятнадцать — двадцать, следовали за ней, словно тени, и повиновались ей, как рабыни, — тощие, решительные и удивительно жалкие. Из всех троих реальную опасность представляла только рыжая. Не далее как десять дней назад она выстрелила в него прямо посреди улицы, пуля пролетела в двух сантиметрах от его левого плеча. Не сегодня завтра она все-таки всадит ему пулю в живот. Это стало ее навязчивой идеей, о чем она неоднократно сообщала Адамбергу по телефону, и голос ее не предвещал ничего хорошего. Да, она хотела всадить ему пулю в живот, такую же маленькую, аккуратную пулю, какую он сам полтора месяца назад всадил в живот некоему Дику Д., чье настоящее имя было просто Жером Лантен.

Этот упитанный коротышка, выбравший себе столь импозантное имя, собрал вокруг себя небольшую группу мальчишек и девчонок; отравленные наркотиками и едва держащиеся на ногах подростки служили ему чем-то вроде телохранителей, а он требовал от них беспрекословного подчинения. Этот мерзкий тип, торговавший дурью, внушал им трепет, поскольку обычно прибегал к крайним мерам и мог любого стереть в порошок. У Жерома Лантена хватало ума на то, чтобы вести дела, но не хватало ума понять, что, кроме него, существуют и другие люди. Он носил тяжелые браслеты, украшенные шипами, и узкие кожаные штаны, плотно облегавшие его жирные ляжки. «Д.» в его имени могло означать «Диктатор» или «Демон» — вряд ли что-нибудь более скромное. По странному и, прямо скажем, крайне неудачному стечению обстоятельств рыжая девушка телом и душой отдалась этому мерзкому типу: он стал для нее поставщиком наркотиков, любовником, идолом, палачом и защитником. Именно этого человека комиссар Адамберг и пристрелил в подвале в два часа ночи.