Прошло минут десять, Камилла курила, сидя рядом с Бютеем, когда появился Солиман с рюкзаком за спиной и словарем под мышкой.
— Твоя кровать — слева у двери, — распорядился Бютей.
— Хорошо, — согласился Солиман.
— Соль — парень ужасно аккуратный, — сообщил Камилле Бютей. — Он бог знает сколько времени провозится, пока уложит вещи в свой ящик.
— Бютей, — окликнул его Солиман из глубины кузова, — в фургоне все-таки здорово воняет.
— И что я, по-твоему, должен сделать? — сердито отозвался управляющий. — В нем же не кабачки возили. В нем, между прочим, возили овец.
— Ладно, не переживай. Я просто сказал, что здесь воняет.
— Запах не будет чувствоваться, когда мы поедем, — вмешалась Камилла.
— Вот-вот.
К ним подошел Лоуренс в сопровождении Полуночника.
— «Любовь, — произнес Солиман, прислонившись к дверце кабины и уперев руки в бока, — чувство привязанности к кому-либо или чему-либо. Склонность, продиктованная законами природы. Страстное влечение к особе другого пола».
Немного растерявшись, Камилла повернулась к молодому человеку.
— Это статья из словаря, — объяснил Солиман. — Он у меня весь тут, — добавил он, постучав себя пальцем по лбу.
— Мне нужно попрощаться, — заявила Камилла и поднялась с подножки фургона.
Полуночник забрался в кузов, вывалил содержимое рюкзака в ящик, указанный Бютеем, — крайний справа. Потом остановился в ожидании позади фургона, рядом с Солиманом, и скатал солидную самокрутку из крепкого табака. Сразу после похорон Полуночник снова облачился в поношенные вельветовые брюки и безразмерную куртку, надел грубые башмаки и водрузил на голову пыльную, ветхую от времени шляпу с черной лентой. Он был причесан, гладко выбрит, и поверх обычной нательной майки на нем красовалась белоснежная, жестко накрахмаленная рубашка. Он стоял и курил, держась, как всегда, удивительно прямо и положив левый кулак на пастуший посох. У его ног лежала собака. Он вынул перочинный ножик и вытер лезвие о штанину.
— И когда оно начнется, это перемещение по дороге? — спросил он сурово.
— Что начнется? — удивленно спросил Солиман.
— Перемещение. Road-movie.
— А! Как только Камилла закончит прощаться со своим траппером.
— В мое время молодые женщины не целовали мужчин у всех на глазах посреди проселочной дороги.
— Это была твоя идея — позвать ее.
— В мое время, — упрямо продолжал Полуночник, неторопливо складывая перочинный нож, — молодые женщины не водили грузовики.
— Если бы ты сам умел водить, нам бы не пришлось все это устраивать.
— Я не говорил, что я против, Соль. Мне это скорее даже нравится.
— Что?
— Руки этой девушки на руле грузовика. Да, мне нравится.
— Она красивая, — заметил Солиман.
— Не то слово.
Обняв Камиллу, Лоуренс издали наблюдал за ними.
— Старик ради тебя расстарался, — насмешливо произнес он. — Заправил идеально чистую рубашку в грязные штаны.
— Ничего он не грязный! — сердито возразила Камилла.
— Осталось только молить Господа, чтобы он не взял с собой пса. Пес, наверное, страшно воняет.
— Все может быть.
— God. Ты точно не раздумала ехать?
Камилла взглянула на двоих мужчин: озабоченные, напряженные, они с нетерпением ожидали ее у подножки фургона. Тем временем Бютей вносил последние штрихи в свое творение: подвесил к левой боковине мопед, к правой — велосипед.
— Точно, — ответила Камилла.
Она поцеловала Лоуренса, который крепко обнял ее и долго не отпускал, потом разжал руки, показывая, что отпускает ее. Она подошла к грузовику и, обернувшись, увидела, как он садится на мотоцикл, заводит мотор и уезжает прочь.
— И что теперь? — спросила она своих спутников.
— А теперь мы его найдем и сядем ему на хвост, — заявил Полуночник, горделиво вздернув подбородок и окинув девушку покровительственным взглядом.
— Где найдем? Ночью в понедельник он был в Ла-Кастий. Таким образом, он опережает нас на двое суток.
— Трогаемся, — сказал Солиман. — Я объясню тебе наш план по дороге.
Солиман был изящный, подвижный молодой человек, гибкий, длинноногий и проворный. Его по-детски гладкое, ясное лицо с точеным профилем, казалось, всегда было обращено к небу. Однако на этом светлом лице то и дело мелькало слегка ироничное, а порой и откровенно насмешливое выражение, словно юноша едва сдерживался, чтобы не поделиться некой удивительно удачной шуткой или, может быть, высшей мудростью, как будто он говорил про себя: «Подождите, скоро вы кое-что узнаете». Странная, двусмысленная улыбка многоопытного человека делала лицо юноши то мягким и доброжелательным, то мрачным и надменным, — вероятнее всего, решила Камилла, оттого, что в голове Солимана причудливо смешались африканские легенды и статьи из любимого словаря. Интересно, подумала она, а какое выражение придаст ее лицу усердное чтение «Каталога профессионального оборудования и инструментов», — скорее всего, не слишком приятное.
Камилла отнесла рюкзак в фургон, разложила вещи в ящике под указанной Бютеем кроватью справа, в глубине, захлопнула створки, уселась на водительское место рядом со своими спутниками, уже поджидавшими ее в кабине — Солиман в середине, Полуночник у окна.
— Лучше положите посох на пол, — посоветовала она старику. — При резком торможении вы можете повредить подбородок.
Полуночник помедлил, раздумывая, потом неохотно сунул посох себе под ноги.
— И пристегнитесь. Вон той штукой, видите? — Камилла старалась говорить как можно мягче, гадая, приходилось ли когда-нибудь Полуночнику ездить в машине или это впервые. — Так будет лучше, если придется резко тормозить.