— Да, ты выскальзываешь из рук, — задумчиво повторил он, снова опуская ветку в воду. — Должно быть, случилось нечто из ряда вон выходящее, если ты отправилась в такую даль, чтобы отыскать меня. Тебя вынудил к этому некий, так сказать, высший интерес.
Камилла не ответила.
— Так что же с тобой приключилось? — ласково спросил он.
Камилла принялась теребить сухие травинки, испытывая сильнейшее чувство неловкости и едва удерживаясь от желания вскочить и убежать.
— Мне нужна помощь, — с трудом выдавила она.
Адамберг вытащил ветку из воды, поднялся и сел напротив Камиллы, поджав ноги. Потом точным аккуратным движением положил ветку перед собой. Ему показалось, что она лежит недостаточно ровно, и он поправил ее. Какие у него красивые руки, подумала Камилла, крепкие и ловкие, разве что несколько крупноваты для его невысокого роста.
— Кто-то хочет причинить тебе зло? — спросил Адамберг.
— Нет.
Камиллу заранее пугала необходимость излагать всю эту длинную историю про овец, безволосого мужчину, про Солимана, зловонное болото, фургон для перевозки скота, про погоню и их неудачи. Она пыталась найти такие слова, чтобы с самого начала все это не выглядело полным абсурдом.
— Значит, все дело в той истории с овцами, — сделал вывод Адамберг. — Меркантурский зверь, так?
Опешив, Камилла вскинула на него удивленные глаза.
— Дело приняло скверный оборот. Случилось что-то такое, что коснулось непосредственно тебя, — продолжал комиссар. — Ты вмешалась, никого не предупредив. Местная жандармерия не в курсе. Ты предприняла какие-то действия на свой страх и риск, но внезапно зашла в тупик. И тебе стал нужен полицейский, который помог бы выпутаться, полицейский, который не послал бы тебя ко всем чертям. Ты выбилась из сил и, против своей воли, решила разыскать меня, поскольку никого другого не знаешь. Ты меня нашла. Тебе совершенно наплевать на овец. На самом деле единственное, чего тебе хочется, — это вернуться домой. Потихоньку удалиться, а потом броситься наутек.
Камилла усмехнулась. Адамберг всегда сразу понимал то, что до других не доходило. И наоборот, многое из того, что для остальных казалось простым как дважды два, было ему совершенно недоступно.
— Как ты узнал?
— От тебя исходит слабый запах гор и овечьей шерсти.
Камилла оглядела свою куртку, машинально потерла рукава.
— Да, — призналась она, — он быстро впитывается в одежду.
Она подняла на него глаза.
— Как ты узнал? — повторила она.
— Я видел тебя в выпуске новостей, в репортаже, снятом на площади той деревни.
— Значит, ты помнишь историю с овцами?
— Да, прекрасно помню. Гигантский зверь, загрызший тридцать одну овцу в Вантбрюне, Пьер-форе, Сен-Викторе, Гийо, Ла-Кастий, а еще, совсем недавно, в Тет-дю-Кавалье, неподалеку от поселка Ле-Плесс. А главное, он загрыз одну женщину в Сен-Викторе, загрыз, как овцу. Предполагаю, ты знала ту женщину. Что и заставило тебя впутаться в эту историю.
Камилла недоверчиво взглянула на него.
— Вряд ли это могло бы заинтересовать полицию, правда? — спросила она.
— Конечно, ни одному полицейскому нет до этого дела, — произнес он легкомысленно, потом добавил: — Кроме меня.
— Из-за волков? Из-за тех волков, о которых говорил твой дед?
— Может быть. Знаешь, этот зверь огромных размеров, словно возникший из глубины времен, окруженный мраком… Мне стало любопытно.
— О каком мраке ты говоришь? — озадаченно спросила Камилла.
— В этом деле кругом сплошной мрак. Нечто темное, полуночное, куда не может проникнуть взор, зато вполне может проникнуть ум. Да что говорить, беспросветная тьма.
— И все, только мрак?
— Пока не знаю. Я задавал себе вопрос, не направляет ли кто-нибудь этого зверя. Слишком много он убивает, дико, жестоко, гораздо больше, чем нужно, чтобы прокормиться. Как одержимый, а если точнее — как человек. Да к тому же еще Сюзанна Рослен. Не понимаю, зачем этот зверь на нее напал. Разве что он болен бешенством и у него не все в порядке с головой. А еще я не пойму, почему его до сих пор не смогли найти. Тьма, да и только.
Адамберг взглянул на Камиллу и надолго умолк. Молчание его никогда не тяготило.
— А теперь скажи мне, при чем здесь ты, — снова заговорил он, и голос его звучал тихо, ласково. — Скажи, что у тебя пошло не так и чего ты ждешь от меня.
Камилла рассказала ему всю историю с самого начала: о первых растерзанных овцах, найденных недалеко от Вантбрюна; об облаве, устроенной местными жителями; о Массаре, на чьем мощном теле не росло ни единого волоска, и о его немецком доге; о глубоких ранах и следах огромных зубов на овечьих трупах; об исчезновении Красса Плешивого; о зверском убийстве Сюзанны; о том, как Солиман заперся в туалете, а Полуночник чуть было не превратился в мумию; о бегстве Массара и отметках на карте; об оборотне с шерстью внутри и скотобойнях в Манчестере, о подготовке фургона к путешествию, о псе Инсакторе (или как его там), словаре Солимана, пяти свечках в форме буквы «М», гибели пенсионера в Сотрэ, неудачной погоне и, наконец, о зловонном болоте, откуда не может выбраться Сюзанна.
В отличие от Адамберга, у Камиллы был четко организованный, быстрый ум. Весь рассказ занял у нее не более пятнадцати минут.
— Сотрэ, говоришь? Я как-то пропустил… где это?
— Почти сразу за перевалом Круа-От, чуть южнее Виллар-де-Ланса.
— Что вам удалось разузнать об этом убийстве?
— В том-то и дело, что ничего. Это был учитель на пенсии. Его зарезали ночью, рядом с деревней, где он жил. О ране ничего толком не известно, но поговаривают, что нападение совершила бродячая собака, может, из Пиренеев, а может, еще откуда. Солиман хотел осмотреть все церкви подряд, но потом оставил эту затею. Сказал, все равно мы вечно опаздываем.