Человек наизнанку - Страница 69

Да, он любил Камиллу, и эта любовь, неизбывная и таинственная, словно странный подводный мир, жила где-то в глубине его существа, в его дальнем, неизведанном уголке. Да, все правильно. Но что с того? Разве где-нибудь записано, что человек должен непременно претворять в жизнь каждую свою мысль? А мысли Адамберга вообще редко превращались в поступки. Первые были отделены от вторых огромным пространством мечты, и в нем порой бесследно исчезали импульсы и стремления.

А еще был этот ужасный ветер, который швырял Адамберга из стороны в сторону, гнал его вперед, иногда с корнем вырывая из привычной жизни. В тот вечер Адамберг был деревом, прочно вросшим в землю, и хотел удержать Камиллу своими ветвями. Но именно тем вечером Камилла превратилась в ветер. Она стремительно улетала прочь, к вершинам, к снегам. И с ней этот проклятый канадец.

XXX

К утру одежда Адамберга пропиталась сыростью, он чувствовал себя совершенно разбитым; кое-как дождавшись семи часов, он завел мотор и отправился прямиком в Белькур, не дожидаясь, пока все проснутся. Он остановился у муниципальных бань и двадцать минут нежился под душем, опустив руки и подставив голову под теплые струи.

Сияя чистотой, позабыв все волнения, он с удовольствием посидел полчаса в кафе, потом нашел безлюдный уголок на одной из улиц городка, откуда и позвонил Данглару. Долгое расследование дела Сабрины Монж наконец вышло на верную тропинку, которая привела их в деревушку неподалеку от польского города Гданьска.

— Гюльвен свободен? — спросил Адамберг. — Скажите ему, пусть отправляется туда немедленно, и не забудьте поставить в известность Интерпол. Когда у Гюльвена на руках будут фотографии, он должен немедленно отправить их мне экспресс-почтой, да, прямо из Гданьска, в управление жандармерии города Белькур, департамент Верхняя Марна. А еще, Данглар, пришлите мне все польское досье, с копиями удостоверений личности, с адресами. Нет, старина, мы все еще ждем. Думаю, следующее убийство произойдет здесь или где-нибудь поблизости. Нет, дружище, не знаю. Предупредите меня, если она исчезнет.

Адамберг вошел в здание жандармерии. Дежурил аджюдан Юг Эмон, и Адамберг ему представился.

— Это вы заставили попотеть нашу ночную смену?

— Мне кажется, это было небесполезно.

— Ну что ж, надо так надо, — поспешно согласился Эмон.

Аджюдан был высокий, тощий, светловолосый, словно поблекший. Держался он весьма странно для жандарма: робко, почтительно, немного манерно. Говорил правильно, осторожно подбирая слова, избегая сокращений, бранных слов, восклицаний. Он немедленно освободил место в своем кабинете, предоставив его в распоряжение Адамберга.

— Коллеги из Виллара и Бура собираются прислать нам досье на Серно и Деги. Аджюдан из Пюижирона тоже должен был предоставить нам все свои материалы на Огюста Массара, но он, похоже, с этим не торопится. Эмон, хорошо, если бы вы ему позвонили. А то этот офицер не любит штатских.

— Постойте, но была ведь еще одна жертва. Женщина, если я не ошибаюсь?

— Я помню. Но она погибла, потому что кое-что знала о Массаре, по крайней мере мне так кажется. Двое других были убиты по другой причине. А по какой, мне еще предстоит выяснить.

— Вы уверены, что третье нападение произойдет именно в Белькуре? — тонким, срывающимся голосом спросил Эмон.

— На карте отмечена его дорога, и она делает крюк, чтобы пройти через этот город. Впрочем, он сейчас может быть в двух сотнях километров отсюда.

— Думаю, не стоит исключать возможную случайность, — настаивал Эмон, изо всех сил стараясь перебороть смущение. — Ведь те двое имели привычку гулять поздно вечером. Они ведь могли просто встретить Массара на улице.

— Вполне вероятно, — ответил Адамберг, — могли просто встретить.

Адамберг провел весь день в жандармерии и недалеко от нее, то читая досье, то неожиданно впадая в задумчивость. Комиссар читал стоя, неторопливо, по нескольку раз возвращаясь к одной и той же строчке, когда его неугомонные мысли вдруг стремительно улетали, оторвавшись от текста. Уже несколько лет он пытался привести в порядок свои мозги, для чего завел блокнот и стал делать пометки. Это утомительное занятие не давало желаемого результата.

В час он пообедал вместе с Эмоном, потом уехал за город искать уединенное место, без которого ему было никак не обойтись. И вскоре нашел его в трех километрах от Белькура, рядом с мельницей, окруженной зарослями ежевики и жимолости. Он достал блокнот, что-то нацарапал в нем, потом целый час старательно зарисовывал деревья, что были у него перед глазами, а затем вернулся в свое временное пристанище в жандармерии. Ему было уютно в компании робкого аджюдана — куда лучше, чем в лагере у грузовика. Не то чтобы его смущало присутствие Лоуренса, нет. Адамбергу была незнакома ревность. Когда он сталкивался с этим болезненным, разрушительным чувством у других людей, ему казалось, что у него самого соответствующий участок мозга отсутствует, как, впрочем, и еще кое-какие участки мозга, имеющиеся у остальных. Он не был уверен, что его присутствие пришлось по душе канадцу. Лоуренс несколько раз посматривал на Адамберга спокойно и вопросительно, что могло означать «Разве ты не видишь: я тут?» или «Что тебе нужно?». Адамберг не смог бы вразумительно ему ответить. Удачный выбор, с этим не поспоришь. За исключением того, что Лоуренс слишком немногословен и его порой трудно понять. Адамбергу не давал покоя этот «бульшит», которого все время поминал Лоуренс. Интересно, кто бы это мог быть? Может, его мать?